Читать книгу Экзистенция и культура онлайн

О. Больнов поясняет эту процедуру редукции, обращаясь к примеру негативной теологии, согласно которой любой мыслимый предикат Бога оказывается фальшивым. Свойства бесконечного нельзя описать через конечное. Непознаваемую сущность Бога можно постичь лишь косвенно, за счет выдвижения и последующего отрицания любого возможного о нем высказывания, чтобы в процессе этого отрицания уловить неизрекаемую сущность Бога. По аналогии, существование проявляется в человеке лишь в реализации такого движения, в котором все возможные содержательные определения рассматриваются как несостоятельные. Лишь высвобожденное в этой «негативной» процедуре и оказывается экзистенцией25.

Таким образом, становление понятия экзистенции и связанных с ним категорий экзистенциального переживания и экзистенциального опыта осуществлялось на основе приоритетности личного существования в противовес обезличивающему влиянию социума и отчасти культуры.

Вместе с тем, обозначенные границы понимания не являются столь определенными. Это можно проследить на примере размышлений о сознании и экзистенции и сложной дихотомии осознаваемого и неосознаваемого в опыте.

В экзистенциальной философии попытка создания философской концепции сознания осуществлялась на основе синтеза широкого круга идей (Декарта, Канта, Гегеля, Гуссерля, Фрейда и др.). По-разному шло осмысление их концепций. Тема сознания оказывается для некоторых авторов центральной или исходной – прежде всего это касается К. Ясперса и Ж.-П. Сартра. Например, К. Ясперс свою трехтомную «Философию», начинает с раздела о сознании «Искание бытия», Ж.П. Сартр введение к работе «Бытие и ничто» открывает вопросом о сознании. При этом, введение называется «В поисках бытия». Они претендуют на пересмотр философии как таковой, ее задач, предмета, методов, дают собственную интерпретацию ее центральных тем, среди которых оказывается сознание как сквозная философская тема. И эта интерпретация, как уже было отмечено, осуществляется в ключе нового интереса к онтологии, который отчасти принято интерпретировать как реакцию на явный приоритет гносеологии во второй половине XIX – начале ХХ века.