Читать книгу Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни онлайн

В остальном Штутгартский Конгресс, может быть, был одним из тех, на которых много говорилось о проблемах теории и методологии истории. И здесь немецкие историки (и ФРГ, и ГДР) также были очень активны.

На дискуссиях явно сказывалось смещение акцентов в мировой историографии в сторону микроистории, в направлении истории повседневности. По этим вопросам на Конгрессе, как во всей мировой исторической науке, тон задавали ученые Франции. Школа Анналов тогда еще оставалась на авансцене мировой науки. Такие мэтры как Жорж Дюби и Жак Ле Гофф (как, впрочем, и представители других стран) были властителями дум молодых историков в разных странах Европы и США.

Я бы отметил также активную роль в Штутгарте польских ученых. Это было связано, во-первых, с общим подъемом исторической науки в Польше, а, во-вторых, с ролью Александра Гейштора, которого в Штутгарте избрали президентом Международного комитета исторических наук. Кроме того, полякам (как и французам, да и другим европейцам) было очень удобно приехать в Германию.

Избрание А. Гейштора президентом стало его настоящим триумфом, хотя он и прежде был широко известен в кругах историков Европы и всего мира. В Штутгарте А. Гейштор произнес блестящую речь при закрытии Конгресса, на котором его провозгласили президентом МКИНа. Он повторил свою речь на трех языках (немецком, английском и французском), сказал несколько слов на русском, польском, испанском и итальянском. Он словно хотел показать себя президентом организации, объединяющей историков Европы и всего мира.

В Москве к Гейштору относились с уважением и дружественно. Но одновременно в инстанциях и в кругах, активно исповедующих более ортодоксальные взгляды, с подозрением и неодобрением воспринимали приверженность Гейштора к европейским и (как они это называли) космополитическим взглядам. Но Советский Союз уже стоял на грани кардинальных перемен.

Кроме того, в Москве с беспокойством следили за ростом «ревизионистских» настроений среди историков и в кругах общественности стран социализма, среди которых Польше (как, впрочем, и Венгрии) принадлежала явно немаловажная роль.