Читать книгу Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. онлайн
Таким образом, позиция Швеции, поскольку за правительством стояло подавляющее большинство шведского парламента, была ясна, и с финской стороны в отношении неё не могло быть никакой неопределённости. Что касается обязательств оказания невоенной помощи, обещанной шведским премьером министру иностранных дел Эркко, то её Швеция в период Зимней войны предоставила в полной мере. Предполагаю, что министр Эркко по возвращении из Стокгольма сообщил о позиции Швеции членам кабинета министров, многие из которых остались в правительстве и после начала Зимней войны. Я же не получил об этом никакой информации. Когда в ходе войны с нашей стороны делались неоднократные обращения к правительству Швеции по поводу военного вмешательства, то у нас в этом плане существовала какая-то неясность.
VI
Вторая поездка в Москву
Когда 21 октября мы уезжали из Хельсинки, на вокзале нас провожали премьер-министр и министр иностранных дел, а также другие члены правительства, послы Соединённых Штатов и северных стран, временный поверенный в делах СССР в Финляндии и многие другие. Мужской рабочий хор исполнял патриотические песни.
Мы узнали, что русские хотят переговорить с нами двое надвое. На встрече, которая состоялась в рабочем кабинете Молотова в Кремле, присутствовали только Сталин и Молотов, а также Таннер и я. Кроме того, как переводчик участвовал заведующий отделом МИДа Нюкопп. Поскольку на заседаниях, начиная с этого момента, не было секретарей, о ходе переговоров не составлялся протокол, то и у меня самого нет других записей, за исключением тех, что я делал во время заседаний и по возвращении в посольство.
Приветствуя Сталина, Таннер сказал: «Я – меньшевик». Принимая во внимание то, что большевики были ярыми противниками меньшевиков, вряд ли Сталин и Молотов были особо рады услышать это.
В начале заседания Таннер спросил, может ли он говорить по-немецки или по-английски, но Молотов ответил, что они не понимают ни того ни другого. Поэтому Таннер сначала говорил по-фински, что переводилось на русский. Но когда разговор пошёл в более свободной манере, Таннер, который владел русским языком, счёл более целесообразным использовать именно его.