Читать книгу Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года онлайн

Имело важное значение и то, что национальная история Германии имела обширные последствия. Когда сегодня мы говорим о падении Стены, в нашем сознании возникают образы Бранденбургских ворот и людей, танцующих на Стене. Но фактом является то, что Ворота находились на ничейной земле: они не были пунктом перехода через границу и после той исключительной ночи 9 ноября оставались закрытыми еще шесть недель. И только 22 декабря Стена открылась через Ворота. Это – напоминание о том, что СМИ иногда бывают и катализатором, и формирующей силой, и множителем событий. Всего за одни сутки заголовки перешли от «ГДР открывает свои границы с Федеральной Республикой» (10 ноября) к «Стена и колючая проволока больше не разделяют» (11 ноября). Один локальный момент, при том произошедший, возможно, случайно, был быстро превращен в событие универсального значения. Но, как опыт обретения свободы через преодоление физического разделения, конец Стены имел значение и резонанс, быстро распространившийся далеко за пределы Берлина.

В самом процессе внимание быстро сместилось с политиков (особенно это касалось Шабовски и его провальной пресс-конференции), привыкших делать историю методом проб и ошибок, на рассказ о простых людях, совершающих революционные изменения. И еще, даже говоря еще более абстрактно, по мере того как политики ГДР и западные журналисты, на самом деле вершившие события той ночью, были вычеркнуты из истории, «падение Стены» стало волшебным и чрезвычайно символическим моментом истории. Танцующие на Стене у Бранденбургских ворот стали настоящим символом свободы для 1989 г. точно так же, как на другом краю политического спектра стал символом репрессий человек, вставший перед танками на площади Тяньаньмэнь432.

***

Падение Стены определенно не стало моментом триумфа Коля. И он следующие три недели сражался, чтобы это случилось. Потом он все-таки захватил инициативу и отомстил.

Большая часть ноября ушла на то, чтобы отвечать на требования других, а не на то, чтобы заниматься собственной повесткой дня. 9 ноября, той памятной для Германии ночью, его вообще не было в стране. Когда Коль в конце концов вырвался из Польши и на следующий день прибыл в Берлин, он был освистан толпой. Вскоре ему пришлось поспешить обратно в Варшаву, чтобы возобновить прерванный визит. Но поляков умиротворить было труднее, потому что речь уже не шла о том, чтобы похоронить прошлое, а о том, чтобы снять опасения по поводу будущего. После трех дней, посвященных примирению и культуре – в Освенциме и Силезии, – поездка завершалась тщательно выверенным финалом. Коль объявил о пакете помощи на сумму 2,2 млрд долл. – самый большой пакет помощи, предоставленный каким-либо западным правительством (Буш обещал 100 млн долл., когда приезжал в Польшу в начале июля). И канцлер списал 400 млн долл. из займов, предоставленных Западной Германией с 1970-х гг. Этими мерами он хотел предотвратить всякие новые разговоры о мирном договоре по итогам Второй мировой войны, способные поднять несчастные вопросы о репарациях и границе с Польшей по Одеру-Нейсе. Поэтому на пресс-конференции, когда его в конце спросили о слоне в посудной лавке – «о воссоединении», – канцлер ответил: «Мы не говорим о воссоединении, но только о самоопределении»433.