Читать книгу Хрущёба № 17 онлайн
Надо сказать в защиту пожелтевшей от горя и страха Александры Петровны, что она всех этих замечательных деликатесов не получала. И наверное, это добавило седых волос на её голове. Потому что, если б эти проклятые сумки появлялись на её кухне, а потом всё, все баночки были бы любовно спрятаны по укромным местам, было бы не так страшно и обидно.
Выглядела же вся эта ситуация примерно так: Краюшкина выходила с сумкой, полной деликатесов, махала ладошкой стоявшей на балконе Александре Петровне, у которой с каждой субботой лицо приобретало всё более болезненный желтоватосероватый цвет, заходила в подъезд, оставляла сумку у Никитичны, проживающей на втором этаже, ланью скакала на третий этаж, звонила в квартиру № 9, где проживала Александра Петровна, и быстро, но бесшумно бежала вниз. Там, в темноте и прохладе под лестницей первого этажа, ждала минут пятьсемь, а потом выходила из подъезда, оборачивалась, всячески демонстрируя любовь к Александре Петровне, и опять махала ладошкой на прощание, затем шла домой. А сумку с деликатесами забирала у Никитичны поздно ночью.
Александра Петровна открывала дверь, предполагая, как она будет героически отказываться от подарка, отнекиваться, а потом всё же из добрых, самых добрых товарищеских чувств согласится взять (ну не пропадать же добру, в самом деле?), испытывала горькое разочарование. Хуже всего было, что её весь дом подозревал во взяточничестве, а она была чиста, как слеза ребёнка. Это оскорбляло её и обижало. Неужто она недостойна взятки? Пусть самой маленькой взятки? Баночки красной икры и сервелата?
Сталина Ильинична и Александра Петровна не знали, как поступить в этой ситуации. Ведь понятно, что добром она не кончится. Александра, зная, как она бы поступила на своём месте, происходи такая ситуация с дачей взятки Сталине Ильиничне, сразу бы сигнализировала куда надо. Поэтому она нисколько не сомневалась, что Сталина Ильинична поступит так же.
Сталина Ильинична, считая, что Александра Петровна, принимая взятку от Краюшкиной и не делясь деликатесами, а молча и нагло пожирая их за закрытой дверью и задёрнутыми шторами, справедливо считала себя обманутой, обворованной и обиженной.