Читать книгу «Жизнь, которая вправду была» онлайн
Восьмого ноября 1942 года к моей койке подошла начальник отделения госпиталя Наталья Александровна и сказала мне категорично: «Вы должны уехать. Приказ о Вашей эвакуации уже подписан. Собирайтесь». Вскоре мне принесли из каптерки гимнастерку и брюки и сказали: «Одевайтесь! Шинель сейчас принесут». И тогда я впервые в жизни на двадцать третьем году жизни отрезал: «Если вам так нужно, то одевайте!» Им не было никакого дела до моей интонации, и меня поспешно снарядили в путь.
Маленький автобус с Мойки вылетел на Невский, утренний, солнечный, но абсолютно пустой, как главный университетский коридор во время занятий, и я смотрел на него, будто вижу в первый и последний раз. И вдруг почувствовал, что глазам стало горячо. На Московском вокзале нас выгружали из автобуса, и наши носилки стояли на перроне перед составом. И вновь я прощался с Ленинградом.
На Ладоге мы трое суток прожили в брезентовой палатке, основательно промерзая и слушая бесконечный вой ветра. И тогда я думал о нем, только о нем, о своем любимом городе. Да еще о восемнадцатилетней медсестре нашей палатки. Нас было тридцать тяжелораненых, и она делала для нас всё: кормила, поила, мыла, успокаивала, пела нам песни, жалела, ругала нас, плакала и смеялась над нами. До войны она жила где-то в ленинградском пригороде. Она пробыла с нами три дня, а мне казалось, что я знаком с ней годы. Мне до сих пор кажется, что она и не спала ни минуты в эти три дня. Наверное, так оно и было. Помню, что она очень хотела поступить в медицинский институт. Надеюсь, что она его закончила и давно уже стала хорошим врачом. Я уверен, что она не погибла, – мою уверенность поддерживает до сих пор то, что мы были последней партией, ехавшей на пароходе: на Ладоге уже становился лед. Скорее всего, и пробыла всю блокаду на своем высоком посту – сопровождающей. Вижу, как сейчас, – всех нас вынесли санитары, и она, оставшись в пустой, сразу еще более похолодевшей палатке, садится, опустив руки на ящик около печки, прислоняется к теплой еще железной трубе и сразу же засыпает каким-то детским безмятежным сном. И она была для меня Ленинградом.