Читать книгу Человек из СССР. Пьесы 1927–1938 онлайн
Ревшин. А я помню, как покойная Маргарита Семеновна Гофман мне тогда сообщила. Ошарашила! Главное, каким-то образом пошел слух, что Любовь Ивановна при смерти.
Любовь. На самом деле, конечно, это был сущий пустяк. Я пролежала недели две, не больше. Теперь даже шрам незаметен.
Трощейкин. Ну, положим. И заметен, и не две недели, а больше месяца. Но, но, но! Я прекрасно помню. А я с рукой тоже немало провозился. Как все это… Как все это… Вот тоже – часы вчера разбил – чорт! Что, не пора ли?
Ревшин. Раньше десяти нет смысла: он приходит в контору около четверти одиннадцатого. Или можно прямо к нему на дом – это два шага. Как вы предпочитаете?
Трощейкин. А я сейчас к нему на дом позвоню, вот что.
Уходит.
Любовь. Скажи, Барбашин очень изменился? Ревшин. Брось, Любка. Морда как морда.
Небольшая пауза.
Ревшин. История! Знаешь, на душе у меня очень, очень тревожно. Свербит как-то.
Любовь. Ничего – пускай посвербит, прекрасный массаж для души. Ты только не слишком вмешивайся.
Ревшин. Если я вмешиваюсь, то исключительно из-за тебя. Меня удивляет твое спокойствие! А я-то хотел подготовить тебя, боялся, что ты истерику закатишь.
Любовь. Виновата. Другой раз специально для вас закачу.
Ревшин. А как ты считаешь… Может быть, мне с ним поговорить по душам?
Любовь. С кем это ты хочешь по душам?
Ревшин. Да с Барбашиным. Может быть, если ему рассказать, что твое супружеское счастье не ахти какое-
Любовь. Ты попробуй только – по душам! Он тебе по ушам за это «по душам».
Ревшин. Не сердись. Понимаешь, голая логика. Если он тогда покушался на вас из-за твоего счастья с мужем, то теперь у него пропала бы охота.
Любовь. Особенно ввиду того, что у меня романчик, – так, что ли? Скажи, скажи ему это, попробуй.
Ревшин. Ну знаешь, я все-таки джентльмен… Но если бы он и узнал, ему было бы, поверь, наплевать. Это вообще в другом плане.
Любовь. Попробуй, попробуй.
Ревшин. Не сердись. Я только хотел лучше сделать. Ах, я расстроен!
Любовь. Мне все совершенно, совершенно безразлично. Если бы вы все знали, до чего мне безразлично… А живет-то он где, – все там же?