Читать книгу Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей онлайн

Вместе с тем, регентство Марии де Гиз опровергает точку зрения о том, что после правления Джеймса IV и Джеймса V шотландский парламент был недееспособен, полностью подчинившись воле монарха. В действительности, отношения между короной и парламентом в 1558 г. мало чем отличались от тех, что существовали в XIV или XV вв. Парламент не выполнял каждодневных функций по управлению страной, но он оказывал непосредственное влияние на Тайный совет, который занимался этими вопросами, и только решение парламента могло сделать правительство легальным, санкционировав его деятельность, и в этой связи XVI в. сохранил шотландские традиции.

Интересно, что явка парламентариев на парламентские заседания была на высоком уровне до 1496 г., хотя и несколько снизилась в начале XVI в., в период самостоятельных правлений монархов, отражая высокий уровень противоречий, разбираемых в парламенте. Династические проблемы, обсуждаемые в парламенте, а также вопросы налогообложения способствовали активизации сословий после 1496 г., и на протяжении большей части XVI столетия эти проблемы являлись важной политической дилеммой. Исследователи отмечают, что высокий уровень участия лэрдов и баронов в парламенте 1556 г. был связан с обсуждаемым там вопросом о налогах. Эта тенденция стала заметной после 1560 г., что, как считают историки, свидетельствует о социальных изменениях, связанных с появлением нового социального класса и о потере власти крупными феодалами[76]. Думается, что это не совсем так. Важным является и понимание того, что истоки этого процесса восходят еще к правлению Джеймса III, когда парламент пополнился значительным количеством лэрдов, отстаивавших в нем свои налоговые интересы. Тоже самое относится и к реформационному парламенту 1560 г., значительное участие в котором лэрдов является, очевидно, возвратом к нормам XV в., а не показателем радикализации общества. Кроме того, большая часть лэрдов, этих землевладельцев средней руки, отдавая дань принципам патронажа, в своей парламентской деятельности ориентировались на позиции крупных землевладельцев и высшей знати. Такая практика была укоренена в традициях родовой солидарности бондов, которые не изжили себя и из шотландских долин переносились и в стены парламента. Однако и тогда, когда голос высшей знати был не слышен в парламенте, и когда аристократы, используя патронажные практики, отстаивали свои права, они редко противопоставляли свое мнение интересам других сословий, заседавших в ассамблее. В отличие от органов сословного представительства, действующих в других странах, шотландская знать не пыталась переложить тяжесть налогов на плечи других сословий. Скорее можно говорить, что все три сословия действовали в парламенте заодно[77].