Читать книгу С высоты птичьего полета онлайн

Видимо, профессиональные достоинства главы семьи Раевских были действительно высоки и потому до поры до времени к нему снисходили: он имел собственную отдельную трехкомнатную квартиру и высокооплачиваемую работу. Дамы Раевские не только не работали, но и имели возможность содержать домработницу, растить довольно болезненного и избалованного сына, а также холить и лелеять единственную в нашем краю благородную собаку породы колли и по кличке Энди. К тому же теща, именуемая в дворовом быту «старуха Домбровская», частенько наведывалась на Ипподром. В те дни понятие Ипподром, равнозначное слову Бега, для меня имело только географический смысл. Ипподромом замыкалась, да и по сей день замыкается, Беговая Аллея, граничащая с Беговой улицей.

У меня было довольно туманное представление, зачем ходила на Бега старуха Домбровская: то ли для встреч «со своими», на что туманно намекалось во дворе, то ли для неведомых мне игр. Так или иначе, она туда ходила довольно часто, и оттуда же появлялся ее брат – англизированный джентльмен. Брат был явлением для меня столь же экзотическим, как и татарин-старьевщик, – оба ничем не напоминали привычных моему глазу жителей голландских домиков или их родичей.

Так вот. Брат Натальи Семеновны Домбровской – «старухи Домбровской» – отличался ледяным взглядом из-под набрякших век, огромным черным биноклем на шее, коричневым (английским, как уверяла мама) большим кепи на краснолицей голове, кожаными и также коричневыми с высокой шнуровкой башмаками («наверняка, тоже английские», – с легким сомнением предполагала мама) и френчем цвета хаки со множеством карманов, застежек и металлических пуговиц.

Второй упомянутый выше экзотический посетитель обычно появлялся воскресным утром и оглашал наш тихий двор странными монотонными завываниями: «Старье-берьем-тряпки-кости-собираем…». Иногда монолог прерывался свистом, видимо, уже совершенно исчезнувшего музыкального инструмента «уди-уди». При этом меж сухих коричневатых пальцев диковинного существа метался пестрый мячик на тоненькой резинке. Этого старьевщика еще труднее, чем брата «старухи Домбровской», было соединить с окружавшим меня миром. Был он без возраста, невысок, худощав, желтоглаз, на голове имел нечто вроде тюбитейки. Тело же было покрыто бесформенным балахоном неопределенного цвета. Пропев свой призыв, старьевщик останавливался в самом центре двора, в перекрестье бельевых веревок и обводил окна наших домиков одновременно хищным и безразличным взглядом. К окнам припадали бледные лица, но на двор почти никто не выходил. Товар старьевщика привлекал только детей. Поощрять же баловство, каковым считались его пустые игрушки, взрослые не имели намерения. В семьях нашего двора, похоже, мясо съедали прямо с костями, а о тряпках и говорить нечего: каждая шла в дело.