Читать книгу Пушкин в шуме времени онлайн

Считается, что он обладает кругозором, вкусами и «горизонтом ожидания». Особенно ценится его эмоциональность, бесхитростность и непосредственность. Именно поэтому писатель предпочитает говорить не с литературоведами, а с «читателем», который есть нечто высшее в авторской иерархии адресатов созданного произведения. Но в то же время авангард читающей публики (точнее – ее художественно образованной части) составляют литературные критики. Различия между читателем и критиком, с этой точки зрения, вроде бы нет. И все же оно явно чувствуется, а знающие люди проясняют это смутное ощущение. Их различает то, что призвание и задача критики – оценивать художественные произведения и при этом обосновывать свои суждения[10]. Продолжение этого хода мысли состоит, очевидно, в том, что читатель только «оценивает» художественное произведение, и делает это произвольно, так сказать, «безответственно».

Однако можно принять к сведению, что читатель от этих теорий ничего и не выиграл и по-прежнему остается чем-то абстрактно-бесплотным, ибо в них ничего не говорится о механизмах, связывающих между собой автора и публику.

Можно бы все это анализировать подробнее, но важнее выйти к обстоятельству, принципиально не учитываемому всеми подобными концепциями. Оно тоже обнаружилось недавно, совсем недавно, и состоит в том, что в советский период произошло-таки формирование феномена, который долгое время был известен как чисто западный – феномен под названием «личность».

За деталями отсылаем к книге Хархордина[11], но добавим следующее. Сферой, в которой ранее всего проявилась личность, стала сфера естественных наук. В ней, как известно, нет «царских путей». Природа не признает человеческих капризов, а это значит, что идеологические претензии имеют свои пределы. Автономности научного знания соответствовала автономия ученого, независимость его от идеологии в пределах своей науки. Автономия предполагает неприемлемость никакого патернализма по отношению к личности. Это означает (в аспекте нашего разговора), что никто не должен претендовать на то, чтобы указывать личности, что она должна читать и что она должна думать о прочитанном. Чужая книга не может заменить собственного рассудка, а мнение духовного наставника не может заменить совесть. Эти положения устраняют в принципе авторитетность критики в глазах читателя, переводят критиков из разряда «авангарда» на место «такого же, как любой другой».