Читать книгу О настоящей нашей славе онлайн
Среди других версий трагических событий начала войны имеется одна, откровенно глумящаяся, с позиций слепой ненависти к русскому народу, россиянам, участникам войны. Сторонники этой версии – И. Бунич, М. Солонин и др. – утверждают, что в начале войны в Красной Армии возникли «стихийные, никем не управляемые восстания, армия не хотела воевать в защиту сталинского режима». По их мнению, на тысячекилометровом фронте «…миллионы офицеров и солдат дали предметный урок преступному режиму, начав переход на строну противника».
Главное опровержение этой гнусной версии состоит в действительности, в реальных фактах боевых действий Красной Армии против немецко-фашистских войск в начале Великой Отечественной войны. С первых дней войны бойцы и командиры Красной Армии самоотверженно сражались с врагом в исключительно тяжёлых условиях, оказывая ему упорное сопротивление. В подтверждение тому можно привести свидетельства о стойкости пограничных застав, о героической обороне Брестской крепости, где до 20 июня не более 4 тыс. советских воинов сдерживали натиск 20 тыс. вражеских солдат. В этом же почётном списке оборона Могилёва, ожесточённое Смоленское сражение, в котором вермахт понёс потери, в два раза большие, чем во время вторжения во Францию, героическая оборона Одессы.
О стойкости и мужестве советских солдат свидетельствуют и бывшие генералы вермахта, немецкие исследователи Второй мировой войны, которые основывались на архивных документах, донесениях командиров соединений и частей немецкой армии.
24 июня генерал Гальдер сделал запись в своём дневнике: «Следует отметить упорное сопротивление отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны ДОТов взрывали себя вместе с ДОТами, не желая сдаваться в плен». Чуть позже, 29 июня запись уже не об отдельных советских подразделениях и частях: «Сведения с фронта подтверждают, что русские по всюду сражаются до последнего патрона… Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности. Теперь это уже недопустимо».