Читать книгу Аэротаник онлайн

– Да-с, действительно, приходится соглашаться с вашими аргументами и доводами, что наша жизнь под Писателем определяется весьма иными законами, нежели в том реальном мире, и больше напоминает театральную сцену. Я, уважаемый Виктор Тимофеевич, постараюсь получить определенный настрой, чтобы решиться на эту жертву. Насчет причин к совершению действа – я не совсем уверен… И потом не имея опыта такого уровня преступной деятельности…

– Ничего, ничего, конечно с этим надо еще немного поработать, подумать, план набросать. Но все, поверьте, будет доведено до совершенства.

– Простите, могу ли я полюбопытствовать, вам ли будет поручено следствие по выяснению обстоятельств преступного акта, ежели такой свершится?

– Обижаете, Владимир Ильич. Кому же, как ни мне? Это само собой разумеется. Иначе бы с вами кто-нибудь иной разговаривал на эти все темы по спасению мира. Так что готовьтесь к сражению.

– А как же в таком случае… Но ведь вы, милостивый государь, автор идеи и… Нет, я, право, не совсем понимаю, затрудняюсь определиться. Вы, получается, будете знать все подробности, и вы же будете вести следствие. Но это же… Странно, однако.

– Ну, это пусть вас не волнует, это ведь не ваша забота. Давайте лучше обсудим детали. Настроим вас как следует. Для начала: закройте глаза и припомните, что вам больше всего не нравится в вашей супруге, затем сосредоточьте на этом все внимание, думайте, думайте, представьте это как маленький пузырек и попытайтесь постепенно раздуть его до размеров аэростата. Представьте, что каждый ваш выдох в полость этого воздушного шарика (пока еще шарика) уносит за собой вашу энергию и здоровье. Ненавидьте ее за это и за все прочее. Так переходим к следующему упражнению.

Вечером того же дня в хрущевской квартире Владимира Ильича Левина и даже за ее пределами запахло жареной курицей. Понемногу стал распространяться и запах картошки, жарящейся с луком на постном масле. Ломтики огурцов и помидоров были аккуратно перемешаны, обсыпаны укропом и блестели в красивой прозрачной посудине чешского производства от обилия подсолнечного масла. Были и другие закуски и даже сладкий пирог, еще не остывший. Наденька старалась, как могла. Ждала мужа и, как ни странно, подгадала, когда нужно было начинать затевать стряпню. Все было почти готово в тот самый момент, когда послышалась возня у двери, знакомое тыканье ключа в то место, где приблизительно должна находиться замочная скважина (опять лампочка в подъезде кем-то выкручена), скрип и захлопывание наружной двери. Владимир Ильич, до того момента, пока не почувствовал этого божественного (или писательского – не важно) запаха, всю дорогу настраивал себя на самый решительный лад. Это видно было по его лицу, когда он шагал домой – суровое и каменное выражение. Сжатые, будто налитые свинцом губы изображали презрительную и хладнокровную, как у Дантеса, гримасу. Зрачки были сужены и видели только одну дорогу – путь к цели. Прищур глаз был как у рыси перед прыжком. Сердце стучало ровно, но сильными систолическими ударами. Он решительно настраивал себя на подвиг во имя сохранения этого, выдуманного Писателем мира. Однако здесь в прихожей тот запах, что ударил в ноздри поколебал всю решительность и настрой. Лицо обмякло, губы снова налились кровью, а в рот стала поступать слюна в обильных количествах. Ведь весь день – ни крошки во рту. Володя снял ботинки и надел старые войлочные тапочки, совсем стоптанные, но такие родные и привычные. Молча и обреченно он поплелся на кухню и не глядя жене в глаза уселся за стол.