Читать книгу Жестокеры онлайн
Я не сделала этого. Я опустила шторку и отшатнулась.
– Нет, я никогда не буду играть с этими детьми.
– Почему? – удивилась мать.
Я думала о нечастной кошке, оставшейся за шторкой. Кошка бездомная и наверняка голодная – почему имзахотелось ее догнать и ударить? Не погладить? Не пожалеть? Не накормить?
– Почему? – снова спросила мать.
– Потому что игры их злы, – мрачно ответила я. – И сами они такие же.
Мать посмотрела на меня и тяжело вздохнула:
– И в кого ты у меня такая пошла?
В те годы не только состояние моего здоровья вызывало беспокойство у матери. С горечью констатировала она и то, что заметила еще раньше, еще когда я была совсем крошкой и ходила в детский сад: ребенок слишком отличается от других, слишком заметен своим поведением, своим отношением к происходящему. В силу своего воспитания и жизненного опыта, мать, как и «надзирательницы» в детском саду, не знала, что со мной делать, как со мной сладить. Мне было так жаль ее! Она совсем не понимала, какой ребенок ей достался.
«Я с тобой не справляюсь», – часто жаловалась мать.
При этих словах, словно расписываясь в своем бессилии, она обычно садилась и безвольно опускала руки.
«Не справляться, а любить», – в душе кричала я, глядя на недовольную мной мать. – «Не ломать, не переделывать – только любить!»
Но этой любви я совсем не ощущала. Ни от матери, ни от других. Да, меня почему-то не любили, всегда не любили, с самого моего детства. Причем я не понимала, за что. Так и возник мой Груз Нелюбви. Да, именно груз: я ощущала Нелюбовь к себе не только как душевную муку, но и как физическую тяжесть, давящую мне на плечи, сгибающую мой позвоночник.
Очень больно чувствовать, что тебя не любят и не понимать за что. Очень обидно. Впрочем, мать все мне объяснила: меня не любят потому, что я не такая, как все. Помню, как я всерьез задумалась над ее словами. Разве за это можно не любить человека? Ведь отличаться от других – это не мой сознательный выбор. Просто я всегда чувствовала окружающий мир иначе, чем остальные – более тонко, более обостренно. К тому же я отличалась от сверстников не только тем, какой я была, но и мерой пережитого. Они мучили кошек, а я задумывалась о добре и зле, о бренности всего сущего. Отец умер, а сколько проживу я сама? А другие близкие мне люди? С тех пор, как мы похоронили отца, у меня появилась страшная привычка: я пыталась угадать про остальных – а они сколько? Не должен 10-летний ребенок думать о таких вещах, не должен… Неудивительно, что мне стало неинтересно и невозможно играть со сверстниками. Я была обречена на непонимание и одиночество.